Закат

О, лето красное, любил бы я тебя…
А. С. П.

Лето встало на бруствер, вздохнув, в полный рост:
И пошло, в штыковую, звенеть, фордыбачить…
Посольская лиса, любезный Ариост*,
Не можешь лето ты у нас перетолмачить
На италийский лад. Из птичьих голосов —
Прозрачное "Ку-ку" висит над сонным лесом,
И солнце медное горит среди стволов,
Прогнув небесный свод своим чугунным весом.

* Парафраз строчки О. Э. Мандельштама

Голем

Когда живешь на грани фола
Без вздоха, выдоха, глагола,
Без сослагательных времен
Ты, скажем, в сучьем положении
Плывешь, как фраер, по теченью,
Свободой воли наделен.

Свободой выбора и воли —
Залечь на дно. Гулять. Как Голем
Стоять на Карловом мосту.
Плевать из глиняного зева,
Живя направо и налево.
И цыкать желчью в пустоту.

Смотреть на знаки Зодиака.
Искать любовь в созвездье Рака.
И глиняную кровь свою
Гонять по глиняному телу,
Пока, однажды, между делом
Не станешь снова глиной, мелом,
Замесом праха, мать твою…

Ъ

Облако не то чтобы крылато,
Но плывет неспешно, как ладья.
Небо электричеством чревато.
Влагой для фасонного литья
В землю, в кокиль. Дождиком грибным ли,
Жутким смерчем по-над головой.
Чей там сервер сервирует ливни?
Кто, по-черному, там воздух пьет сырой?

Кто злодей? Кому готова плаха?

Небеса бездонно глубоки
И полощется холщевая рубаха —
Воздуха над берегом реки…

Ъ

Гренада, Гренада,
Гренада моя!
Михаил Светлов

…небеса не разверзлись, и молнией их не убило:
ни мента, ни гаишника, ни проходящего мимо дебила,
что поддакивал, да кивал в протокол головою.
я живу здесь сто лет и такого раскроя — достоин.
я живу бесконвойный, бесправный, недужный,
ни властям, ни Синоду, ни Думе не нужный.
ни талант им не нужен, ни силы мои, ни желанья.
я живу окруженный кремлевской стеною молчанья.

меня нет. жил когда-то, а ныне, поди-ка, весь вышел.
растворился, как след самолета над ржавою крышей.
и не слышно меня на земле. в небесах и подавно не видно,
но за то, что читал между строчек и бредил Гренадой, —
не стыдно…

Ъ

Сверху письма подметные сыплются на тротуары,
Прямо в руки, под ноги, на дворников, на газонокосилки.
Вот и все. Постаревшие листья бульваров
Облетают. Прошедшим набухли их вены и жилки.

Это падает в обморок время, шумевшее в кронах.
Это осень идет в переулки из леса и поля.
И мы ходим по листьям, как будто мы ходим по кронам
И шуршим небесами, опавшими к нам Божьей волей.

Ъ

Кто придумал согласно означить согласные звуки?
Кто додумался гласные звуки писать между делом?
Кто додумался речь взять как яблоко в теплые руки,
И пойти с алфавитом по миру в иные пределы?

Кто кружочки и черточки, — знаки в двоичной системе,
Рисовал на песке, на камнях, на папирусе, глине?
Нам уже никогда, никогда нам не встретиться с теми,
Кто раздвинул границы, в которых живем и поныне.

Наши формулы, равно как формулы древних зависли…
Наши формулы — граффити Духа на досках забора сознанья,
Где мы сердцем и кровью рисуем свои несуразные мысли
Так красиво и выпукло: в Риме, в Калуге, в Рязани…

Мы — внутри языка. И мы живы, — покуда читаем
И все пишем, и пишем Диктант, благо палочки есть
и кружочки.
Это грешная плоть выбирает меж адом и раем,
Дух же, — реет свободно в любой ненаписанной строчке…

На исходе бабье лето

На исходе бабье лето.
Бабье лето на исходе.
Может, в Акапулько где-то
Все иначе происходит.

А у нас желтеют листья.
А у нас пожухли травы.
И октябрь с повадкой лисьей
Входит в рощи и дубравы.

Охра кленов под ногами.
Дуб зеленый в ризе света.
Осень клюквой и грибами
Провожает бабье лето.

Огурец сидит в кадушке.
Хрен на грядке в ус не дует.
Сумасшедшая кукушка
Воздух осени рихтует…

Ъ

Ты, — мое Несказанное сказуемое.
Ты, — мое не подлежащее подлежащее.
Неминучая Жизнь, — неминуемая.
И одна, как любовь настоящая.

Я по имени назван, по отчеству.
Я, отечеством Вечности призванный
На Вселенский Собор одиночества
Выйду вон не прочтенный, не изданный.

Жизнь без имени-племени, Вечная,
Без остатка, без донышка-горлышка,
Ты, — и бритва моя сумасшедшая,
Ты, — и белая, белая горлинка...

Ъ

Самолетик небо расчертил.
И играют в крестики и в нолики:
Серафим, архангел Гавриил,
Силы, власти. Божьи трудоголики
Забивают, ангелы, "козла".

На просторах русская равнины
Борщевик, бурьян. Зола
На пожарищах. Заросшие руины.

Забивают в кузницах "козла".
Пусто-пусто в небесах и нечем
Отвечать на дубль Добра и Зла.
Разве матерным каким-нибудь наречьем.

Времена распались, разошлись
Как по швам расходится одежка.
Наши клики, муки, наша жизнь,
Оказалось, были понарошку.

Посмотри, какой иконостас
Возникает в двадцать первом веке.

Кто на Тайной вечере из нас
Господа узнает в человеке?

Ъ

Как-то, даже неприлично
До сих пор писать стихи,
О какой-то жизни личной,
Полной всякой чепухи.

Когда жмет, и жизнь не в пору,
И из всех щелей сквозит
Уксус сладкого кагору —
Пью кошерный чистый спирт.

Стих, с исподу, из мычанья,
Когда ты ни "бе", ни "ме".

Из вселенского молчанья,
Что как Млечный путь в окне.

Неприлично как-то даже.
Только горе не беда.

Хлещет из небесных скважин
Дождь и… мертвая вода…

Царствие небесное

Там русский дух… там Русью пахнет…
А. С. П.

Гадая на кофейной гуще
И против ветра матерясь,
Мы каждый раз выходим с Сущим
На обусловленную связь.

Летят в эфире позывные:
— Господь! Господь! Мы здесь, мы здесь…

В бинтах снегов лежит Россия.
В Москве — правеж. Попса и жесть.

Нет за Тамбовом ни копейки.
Зато "Полушки" на Руси
В ходу, как в прошлом кацавейки.
Хоть со святыми выноси.

Метет, метет по всей России.
По некуда нас занесло.
Нам, за грехи наши лихие,
Метель по первое число.

Все, что читали между строчек,
Пристало к нам, как банный лист:
Свинячий грипп куриных почек,
Двоичный код грядущей ночи,
Где с бодуна уснул рабочий,
И пашет гордый террорист

В руках у‑бог-ого провидца
Клюет, по зернышку, синица
Ячменную крупу Времен.

Но… пахнут звездные глубины
Сырой, не обожженной глиной.
И нет: ни Голема, ни Рима,
И Дух, на части неделимый,
Московской жизнью не крещен…

У нас ни Вечности, ни Смерти…

Полковнику бомжи не пишут.
Бомжи не сеют и не пашут.
План "Икс" крестом болгарским вышит.
Кто вышивал? Никто не скажет.
Что день? Ни рыба и не мясо.
В нем нет ни дна и ни покрышки.
Барометр покажет "Ясно",
А бомж поймет, что амба, крышка.

Россия, она в ус не дует,
И, с роду, в праздники бухает,
И поминает Бога всуе,
Которого и знать не знает…

Нам принца Гамлета реприза
"Быть иль не быть?" роднее стона.
Сосулька падает с карниза.
Бомжу и деве нет Закона.

Жизнь — она сплошь головоломка,
Смерть — опечатка и отписка.
Мария понесла ребенка,
Сойдясь с Предвечным слишком близко…

У нас ни Вечности, ни Смерти.
Есть Жизнь в различных, странных формах.
И в населенном пункте, Смерди,
На Псковщине, спит Кранах в кронах…

Ъ

Сегодня наступает Завтра.
Едва минувшее Вчера
Уходит в Прошлое, как завтрак,
В Москве Товарной в пять утра…

Уходят в прошлое составы
На стрелках сцепками стуча.
Уходят те, кто были правы,
И те, кто их рубил, с плеча.

Сегодня Завтра наступает,
А Настоящее молчит,
Мычит страна глухонемая,
Власть вяло ножками сучит.

Чревато Будущее нами,
Оно рождается сейчас,
Со всеми нашими грехами
И с тем, что есть от Бога в нас…

Шестидесятники

Лихое романтическое время.
Панельные хрущевские дома.
Вот комиссар
склонилась в пыльном шлеме
И подняла убитого, меня.

Жизнь завертелись в ритме вальса
На счет наивный: раз, два, три.

Под молодецкий свист, в два пальца,
Под странный холодок внутри
Страх выпадал на дно, в осадок.

Мы распахали целину…
И дым отечества был сладок,
И Пастернак на всю страну
Сказал о докторе Живаго,
Такие написав стихи,
Что терпеливая бумага
Нам отпустила все грехи.

Но горе от ума в России,
Когда за совесть, не за страх,
Неистребимо, как стихия
На всех дорогах, всех путях…

Хрущевкам вышел срок износа.
Пути на Путине сошлись.
Общаг, откаты и отсосы.
Ответов нет. Одни вопросы.

О нас, Живаго, помолись…

Один день до конца света

Ни болью не сломан, ни смертью не скошен,
Идет по России Валерий Прокошин,

Навстречу ему, выходя из народа,
Идут: Шнейдерман, Миша Крепс, Юрий Влодов.

Идут по России, по отчему краю:
Хвостенко, Ткаченко, Попов, Леша Даен.

Живут, невредимы, любимы и целы:
Маршак, Пастернак, Заболоцкий и Белла,
Анищенко Миша, Марина и Анна.

Гуляют по улице О. Мандельштама
Самойлов Давид и Булат Окуджава…

Россия, поэзии нашей Держава,
Какие стихи, а поэты какие!

Сними перед ними ушанку, Россия…