Игорь стал знаменитым после того, как одна британская журналистка обвинила режиссера сериала «Чернобыль» в том, что в его фильме нет темнокожих актеров.

Это было бы поводом для шуток о политкорректности, если бы внезапно не обнаружилось, что такой среди ликвидаторов действительно был — им оказался обаятельный житель Череповца Игорь Хиряк.

Родился в Харьковской области и в десять лет с мамой переехал в Череповец. Цвет кожи достался ему от прадеда-священника, который служил в Белозерском районе. Дальше выяснить свою родословную Игорю не удалось.

Он посмотрел сериал «Чернобыль» и поделился своим видением с корреспондентом MR7.ru.

«Фильм хороший, уже потому, что создатели затронули эту болезненную тему. Многие ликвидаторы как-то забыты. Хотя они здоровье потратили свое, жизни положили. Они пытаются добиться того, чтобы о них хотя бы вспомнили».

После фильма и нескольких интервью, в том числе и на одном из федеральных каналов, в Череповец приезжали журналисты Би-Би-Си, Игоря стали узнавать на улице, ему пишут сотни людей в соцсетях. Задают вопросы, обмениваются фактами или просто пишут «спасибо».

Всему виной — московский друг Игоря по военно-историческим реконструкциям, он вступился за высмеянную британскую журналистку и рассказал о своем друге из Череповца на «Пикабу». Так Игорь стал знаменитостью.

В соцсетях приходит много писем, из-за границы пишут, люди просто говорят «спасибо», хотя я не знаю, что им ответить. Что тут скажешь — каждый, наверное, сделал бы тоже на моем месте, — Игорь оказался очень добродушным и простым парнем.

По его словам, после Чернобыля у него появились проблемы с памятью, однако при этом он очень хорошо помнит свою 2,5 месячную службу в зоне отчуждения, продолжает заниматься спортом, играет в КВН в составе команды «Амстердам», участвует в военно-исторических реконструкциях, продолжает работать и в свободное время болеет за любимый хоккейный клуб «Северсталь».

«Когда ездил в Москву, на улице ко мне товарищ один подошел, который полжизни просидел в тюрьме. Говорит: «А я тебя знаю. Тебя на зоне все знают!» — смеется Игорь, не зная, что теперь делать со своей известностью.

Псевдоучения

Игорь попал в Чернобыль меньше чем через сутки после взрыва на АЭС. 26 апреля днем во время развода в 15:00 им сообщили, чтобы рота вернулась в расположение и в 20:00 выдвинулась на место предполагаемых учений. О том, куда и зачем отправляют солдат, никто не говорил.

Игорь служил в 10-й понтонно-мостовой бригаде Вооруженных сил СССР, дислоцированной в Киеве.

«Первый мост мы наводили в городе Чернобыле, прямо на речном вокзале — от места аварии, наверное, километров 15, — вспоминает Игорь. — Потом делали мост на Обводном канале — работали у самой станции. Затем обслуживали мост, выполняли какие-то разовые работы — разгружали свинец из вагонов, грузили в вертолетные корзины. Свинец потом сбрасывали на реактор».

«Я думаю даже командование не знало о взрыве, потому что на построении кто-то из старослужащих сказал, что слышал об аварии на какой-то атомной станции, на что командир резко ответил:

«Не может на советских атомных станциях происходить никаких аварий. И лучше такие разговоры не вести, а то отправят куда-нибудь».

Игорю было 19 лет. После скучной рутинной жизни в части эта командировка представлялась ему и сослуживцам хоть каким-то развлечением. Никто не понимал, какой опасности они подвергают себя. Средствами защиты пользовались в первый день, потом из-за жары сняли и противогазы, и костюмы. Работать в них было тяжело.

Проблемы со здоровьем начались сразу — в воздухе стоял красноватый столб пыли, которая оседала на одежде, ею дышали солдаты. У одних распухали руки, у Игоря в горле появилась опухоль — ожег гортани, температура тела поднялась до 39. Врач дал ему аспирин и йод и приказал полежать в тени. Вскоре опухоль исчезла.

Игорь отмечает, что запах йода чувствовался особенно, когда кто-то рядом курил: «И до сих пор, а мне почему-то запах горящего торфа или лесного пожара сразу вызывает воспоминания о Чернобыле».

«Каждый день после работы у АЭС мы мылись в душе на станции и получали новую одежду. Забирали только документы, а загрязненную одежду собирали в мешки и утилизировали. Даже ботинки каждый день выдавали новые».

Солдатам выдали дозиметры-накопители, но вскоре они заметили, что в то время как окружающий фон показывает — 4 рентгена в час, их дозиметры показывают полрентгена-рентген — и это после целого дня работы.

«Мы решили проверить — принесли рукавицу, возможно оставленную пожарными, от нее армейский дозиметр зашкаливал больше 100 рентген. Оставили наш дозиметр рядом на ночь. Утром смотрим — он показывает по-прежнему 1 рентген».

Стало ясно — дозиметры не работали. Поэтому их перестали применять. Использовали расчетный метод учета дозировки. «У нас в карточках записывали 0,1−0,2 рентгена в день. Если получалось в сумме 25 рентген — отправляли в полк в Киев. Но число солдат не бесконечно, поэтому и записывали понемногу, чтобы была возможность подольше поработать».

Так Игорь проработал в зоне аварии 2,5 месяца, а после того, как вернулся в часть в Киев, еще полгода приезжал по выходным — в качестве водителя: «Возил начальника — зампотеха полка. Ему по службе приходилось ездить решать вопросы из Киева».

Как на войне

В первую неделю лагерь бригады, в которой работал Игорь, располагался у дороги, по которой эвакуировали людей, в 3−5 км от Чернобыля. «Когда оттуда вереницей едут автобусы, машины, грузовики с людьми и животными, а туда — автобусы, техника, танки на платформах. Дорога была заполнена настолько, что ее невозможно было перейти. Сплошным потоком. И ночью, когда, например, едешь по трассе и где-то пробка — светлые огни в одну сторону, красные — в другую. И так всю ночь. Под утро раз — промежуточек, и снова поехали. И смотришь на все это, на эти танки и автобусы — это напоминало войну какую-то».

О том, что все-таки это не учения, солдаты узнали от местных жителей, которые и рассказали, что происходит. После этого бригаду Игоря как раз отправили на станцию, и командир роты сообщил: произошло разрушение реактора, идет эвакуация.

Никакой паники среди солдат или местного населения не было: «Люди не очень-то спешили уезжать».

Он вспоминает, что было много вертолетов, которые поливали жидким стеклом окрестности, чтобы осела пыль, как мыли дороги.

«Каждый водитель знал, что на обочину съезжать нельзя, а то машину унесет или она будет загрязнена», — машины сильно впитывали радиацию, и несмотря на то, что их постоянно обрабатывали специальным раствором, накапливали радиацию. Машины, выезжающие из зоны, обязательно проходили дозиметрический контроль. Если не удавалось дезактивировать радиацию — на машине ставили крестик — отгоняли в специальный отстойник — «мертвяки».

«Когда работали на железнодорожной станции видели, как упал вертолет — он зацепился лопастью за растяжку и опрокинулся».

Роту разделили на две части — пока одна группа работала возле моста в Чернобыле, вторая — в лесном лагере в 18-километровой зоне и выезжала работать на станцию. Через неделю менялись.

Игорь помнит, что кормили скудно, поэтому солдатам приходилось думать о пропитании самим: «Там есть каналы и озеро-накопитель, где отработанная с охлаждения реактора вода остывает. Так вот там было очень много рыбы. Ребята ходили ловили ее — проверяли радиацию, если меньше окружающего фона — то ее ели: «Я тоже ел. А что такого? Я не думаю, что вода была заражена — ну как бы рыба нормальная была».

37,0

После службы Игорю назначили медкомиссию, которая не могла определить, почему у солдата держится температура 37,0. «Показатели со здоровьем были не очень — меня отправили на экспертизу крови — показатель за иммунитет был очень-очень низкий и температура держалась около 37. Комиссию я проходил долго, везде гоняли. Подозрения были всякие, в итоге так ничего и не обнаружили. Комиссию для работы подписали, а температура через год сама прошла».

Игорь Хиряк продолжает работать на заводе «Северсталь» и заниматься спортом: бег, лыжи, велосипед. «Слабость? Ну не знаю. Если бы я прожил две жизни — одну с Чернобылем, другую — без, я бы точно сказал, есть ли разница. А так — сложно. На кого-то смотришь, он марафон пробежал и нормально себя чувствует, а другой — 200 метров и упал».

Игорь считает, что ему со здоровьем повезло — пока серьезных проблем не было. Чего не скажешь о сослуживцах. Всего из Вологодской области в Чернобыле с Игорем побывали 18 человек. Двое уже скончались.

«Сейчас в больницу попал Саня Плотников — очень плохое здоровье, я еще не узнавал, что с ним. У Коли Зубова тоже не очень хорошо, у других ребят. Многие на этом фоне еще и пить начали — я считаю, еще усугубили. Меня спорт поддерживает. Я допустим не курю и не курил, как-то сложилось так. И с 7 лет занимаюсь спортом».

«В армии Наполеона»

В память о Чернобыле остались грамота от 1986 года за участие в ликвидации последствий аварии на ЧАЭС, небольшие льготы от государства и пенсия в 19 тысяч рублей.

«Я пенсионер, но продолжают работать на „Северстали“, где работал до армии и всю жизнь проработал. Сегодня пришло известие, что получил звание ветерана труда».

У Игоря прекрасная семья: жена и сын, который пошел по его стопам и тоже участвует в военно-исторических реконструкциях. «Служу в армии Наполеона в двух как бы ипостасях — или Иван Милюков в охране императора, или в полку рядовым — когда как. Люблю путешествовать. Сын тоже со мной ездит. Недавно жена нам пошила форму по Второй мировой войне на 9 мая. По Второй мировой войне мы с сыном в союзной армии американцев.