"История одного поиска" Юлиана Фрумкина-Рыбакова. Часть 1 25 января 2016

Ранее мы анонсировали публикацию уникальной исследовательской исторической работы, в которой раскрыта информация о конструкторах первого советского блюминга, спроектированного на Ижорском заводе. Мы ради представить первую публикацию из серии.

История одного поиска

Светлой памяти моей мамы,

Любови Семёновны Рыбаковой

Городок Кулебаки, затерянный среди Муромских лесов, лежал в 5 километрах от речки Тёша, правого притока Оки, и в 20 километрах от узловой станции Навашино, что по Казанской железной дороге.

Дорога от Кулебак до Навашино была худой. Она представляла собой помесь грейдера с просёлком самого дурного толка. В колдобинах и ухабах дорога петляла среди леса и ехать по ней, а не по железке, было сущим адом.

Железка же имела две колеи: одну нормальную, по которой ходил заводской паровоз серии ЭМ, водивший товарные и пассажирские составы, и узкоколейку, которая была проложена внутри широкой колеи по тем же шпалам.

Использовалась узкая колея для перевозки торфа и леса. Состав казался игрушечным и впечатление это усиливалось тем, что тащил состав паровоз «Кукушка» с огромной и смешной трубой.

Сердцем городка был металлургический завод.

На заводе были мартеновские и термические печи, и был пруд, куда сбрасывалась теплая техническая вода. Пруд не замерзал даже в лютые морозы. Деревья по берегам его стояли в инее и сосульках.

Наша семья, отец Иосиф Аронович, мама Любовь Семёновна, бабушка Оля (Ольга Абрамовна), старший брат Сеня и я жили в деревянном двухэтажном доме с печным отоплением на улице Зелёной.

Сеня был назван в честь деда, Семена Михайловича, отец которого, Мойша, был кантонистом, евреем, прослужившим двадцать пять лет в царской армии и получившим право покинуть черту оседлости.

Была у нас в Кулебаках казенная квартира из трёх комнат на втором этаже двухэтажного деревянного дома. Мебель тоже была казенной: столы, стулья, диван - на них были бирки с инвентарными номерами. Комнаты отапливались двумя круглыми печами. Одна печь топилась из коридора, справа от входной двери была топка, а печь выходила в комнату - нашу с бабушкой спальню. Другая же печь была в простенке между спальней родителей и столовой.

Я любил смотреть, как затапливают печи, как занимается жаркий огонь в бересте, а потом начинают трещать сосновые поленья. Потом я сам топил печи, и мне было весело смотреть на огонь.

Жили мы, что называется, на чемоданах. Мама рассказывала мне с братом о довоенной жизни в Колпино, на берегу реки Ижоры, о том, как здорово было кататься на лодках, как она пела в Капелле партию Земфиры из оперы Сергея Васильевича Рахманинова «Алеко» - у неё было меццо-сопрано, как она была первой пионервожатой в Колпине, как работала на Ижорском заводе секретарём технического директора.

Как-то зимним вечером, когда выключился свет, а это бывало довольно часто, мама под треск поленьев в печи рассказала таинственную историю о том, как ей в 1930 году велели прийти в дирекцию Ижорского завода, при этом было сказано, что за ней зайдут…

Мама в то время работала в отделе кадров.

Мама страшно перепугалась, когда за ней пришел красноармеец с винтовкой, взял пишущую машинку и повёл её в дирекцию.

В зале заседаний директора Ижорского завода, в котором стоял огромный стол, находились несколько весьма представительных мужчин.

Красноармеец поставил на стол пишущую машинку и вышел.

К маме обратился один из присутствующих.

- Как вас звать? - мама ответила.

- Вы не волнуйтесь. Скажите, вы печатаете бегло?

- Да, - сказала мама, - я печатаю десятью пальцами. Могу печатать вслепую.

- Хорошо, садитесь. Заправьте бумагу.

Маме продиктовали большой кусок технического текста.

Человек диктовал, прохаживаясь по залу, и на маму не смотрел. Диктовал он быстро.

Проверив, что успела напечатать мама, а она напечатала всё, ей сказали: Вы нам подходите…

В течение нескольких недель мама печатала Докладную записку в Правительство о завершении проектирования и изготовлении первого советского блюминга.

В течение всего этого времени каждое утро за мамой заходил красноармеец и отводил её в дирекцию.

Люди, проектировавшие первый советский блюминг, были инженеры, арестованные ОГПУ по «Делу Промпартии»...

Память детства избирательна и романтична: Колпино, река Ижора, по которой мама каталась на лодке, раскрывая зонтик как парус, и пела от восторга, таинственные арестанты, диктовавшие Записку в правительство…. Всё это осталось в памяти навсегда.

В 1956 году моему отцу, главному металлургу Кулебакского завода им. С.М. Кирова, удалось добиться возвращения в Колпино, на Ижорский завод.

Прожив в Кулебаках 13 лет, с 1943 по 1956 годы, мы вернулись в Ленинград, откуда в 1941 году были эвакуированы.

Вопрос о конструкторах первого советского блюминга не давал мне покоя.

Я, как и вся наша семья, работал на Ижорском заводе, но ни отец, ни старые работники завода не могли ответить на вопрос: Кто сконструировал блюминг?

Ситуация вокруг блюминга была поразительной. Были известны имена литейщиков, отливавших станину блюминга, были известны имена рабочих и слесарей, участвовавших в изготовлении и монтаже первенца советского тяжёлого машиностроения. Все они были награждены высокими правительственными наградами.

Но странное дело, о конструкторах блюминга материалов не было.

Только в 1972 году в юбилейном издании, посвященном 250-летию Ижорского завода, появилась выдержка из статьи Серго Орджоникидзе «Кто сконструировал и технически руководил постройкой первого советского блюминга». Эта выдержка была взята из статьи, опубликованной в газете «Правда» от 23 мая 1931 года.

На следующий день, 24 мая 1931 года, эта же статья была опубликована в газете «Ленинградская правда».

Вот что писал товарищ Серго: 

«Мы хотели здесь сказать несколько слов о тех, кто является техническим вдохновителем и техническим руководителем производства первого мощного советского блюминга на Ижорском заводе. Страна должна знать их имена, (курсив автора). Конструкторами и техническими руководителями производства блюминга на Ижорском заводе были инженеры: Неймаер, Тихомиров, Зиле и Тиле. Надо прямо сказать, что они являются техническими творцами этого большого дела. Эти имена должны быть известны всем. (курсив автора). Эти инженеры, как и многие другие из старого инженерства, года два назад дали себя завлечь Рамзиным и очутились в рядах врагов советской власти, в рядах агентов империалистических интервентов. За это они были арестованы ОГПУ.

Они признали свою вину и изъявили готовность всем своим знанием пойти на службу к советской власти.

В прошлом году, когда перед нами встал вопрос о постановке производства блюминга у нас, тов. Прокофьев, поставил перед ними вопрос подтвердить своё слово отныне честно служить советской власти делом и взяться за производство блюминга.

Инженеры Неймаер, Тихомиров, Зиле и Тилле охотно взялись за это дело и первую часть своего обещания выполнили. Теперь дело за установкой его и пуском. Как только эта вторая часть работы будет успешно закончена, ВСНХ СССР поставит вопрос перед правительством о полном освобождении этих инженеров и соответствующем их награждении».

В вышеупомянутом юбилейном издании со ссылкой на статью Серго Орджоникидзе было сказано только, цитирую: «Первый советский блюминг … спроектирован и изготовлен на нашем заводе без всякой иностранной помощи. В газетах были названы имена героев-рабочих, мастеров (Румянцев и другие товарищи), еще раз подтвердивших, на что способны русские рабочие».

И только в следующем издании – двухтомнике Ижорский завод (1974г.) были названы фамилии конструкторов блюминга. Кроме фамилий больше ничего не было.

Нынче из употребления исчезло непонятное и красивое слово блюминг (блуминг), а появилось прозаическое – прокатный стан. Прокатный стан – инженерный комплекс, позволяющий стальные заготовки, блюмы, обжимать между валками и получать стальной лист.

До революции в России работало 11 блюмингов, 9 из них находились на южных заводах и 2 на уральских. Производительность их была невысокой, 200 – 300 тысяч тонн слитков в год. Производительность блюминга, сконструированного и построенного на Ижорском заводе, была 850 000 – 1 миллион тонн слитков в год. Если старые блюминги весили 300 – 500 тонн, то первый советский блюминг весил 1 650 тон.

Проектирование и изготовление блюминга определило направление реконструкции завода на десятилетия вперед. Ижорский завод стал заводом тяжелого машиностроения.

В 1996 году при участии Санкт-Петербургской инженерной академии, А.И. Мелуа выпустил в издательстве Международного фонда истории науки энциклопедию «Инженеры Санкт-Петербурга».

К сожалению, и в энциклопедии ничего не было о конструкторах блюминга.

1 февраля 1997 года автор написал Памятную записку на имя заместителя Генерального директора АООТ «Ижорские заводы» Соболева Ю.В.:

«Уважаемый Юрий Васильевич,
в продолжение нашего разговора о проектировщиках и конструкторах первого советского блюминга в СКБ завода: Тилле, Зиле, Неймаера, Тихомирова, Александрова и других, считаю целесообразным дать поручение музею завода об архивных изысканиях по вышеуказанным инженерам, спроектировавшим первый советский блюминг, проходившими по процессу Промпартии и, в силу этого, не попавшим ни в какие материалы по истории Ижорского завода и по истории инженерной мысли в России вообще.

Очевидно, настало время для восстановления исторической справедливости в отношении этих высококвалифицированных инженеров».

Такое поручение было дано и в Исторических очерках «Ижорские заводы», посвящённых 275-летию завода, и в 1997 году появился следующий материал: 

«В 1930 году, в созданном для проектирования блюминга конструкторском бюро работали крупные специалисты в области тяжёлого машиностроения: А. Тилле, В. Зиле, К. Неймаер, Тихомиров, Александров и другие, осужденные по «Делу Промпартии» и для «искупления вины» привезенные в Колпино. Задача перед ними была поставлена архисложная, причём от её выполнения зависела их жизнь…».

Впервые была опубликована фотография конструкторов блюминга. Эта фотография нашлась в архивах музея.

К уже известным фамилиям добавилась фамилия Н. Мануйлова.

В рукописных материалах, по броневому производству на Ижорском заводе, собранных Олегом Фёдоровичем Данилевским и написанных по его просьбе в семидесятых годах прошлого века большой группой ижорцев, есть воспоминания Федора Николаевича Пирского, участника гражданской войны, пулемётчика Чапаевской дивизии.

На Ижорский завод Пирский пришёл в 1925 году после окончания Ленинградского Политехнического института. На заводе он работал начальником термического цеха, а во время Великой Отечественной войны был Заместителем начальника Технического управления Наркомата черной металлургии, где руководил организацией и производством танковой брони на всех заводах черной металлургии СССР.

Вот что он вспоминает: 

«На заводе в 30-х годах было организовано бюро по проектированию первого Советского блюминга под руководством Неймайера К.Ф, который, после снятия судимости, некоторое время был техническим директором Ижорского завода».

Поскольку Неймайер был работником завода, как писал Пирский, была надежда найти его личное дело в архивах завода. Однако эти поиски ни к чему не привели, т.к. архивы были переданы в Центральный городской архив СПб и там затерялись...

------------------

Фотографии предоставлены автором текста Юлианом Фрумкиным-Рыбаковым.

Продолжение очерка "История одного поиска" читайте в пятницу, 29 января.