не удержалась. Продолжим разговор. Рассказ "кокон", из моего неотправленного письма.
Ты помнишь ту бескрылую бабочку? То нелепое создание, которое выпало из разрушенного кокона? Нужно было еще немного подождать, но когда тебе десять лет слово “скоро” превращается в словосочетание “слишком долго”. Уже не гусеница, но еще не бабочка. Не хватило какого-то крошечного количества времени для завершения таинственного превращения…
Ты был совсем близко. Мы разговаривали, смеялись, обсуждали планы на следующее лето, рассматривали фотографии и удивлялись, как быстро растут дети. Говорили на одном языке, о знакомых вещах, вроде бы понимали друг друга, но твоя боль оставалась только твоей болью, ты был уже по ту сторону зеркала. Ты знал, что будущего лета у тебя не будет, как и не будет ближайших выходных. Наверное, ты был по-своему счастлив, зная тот день, которого у тебя уже не будет. Сколько раз я пыталась представить, что же это такое – знать этот день. Бродить по лесу, курить, рассказывать о каких-то пустяках, говорить с женой о любви и неоконченном ремонте на кухне и знать, что все это останется – и ремонт, и жена, и ребенок, и даже пустая пачка от сигарет будет лежать в кармане твоей куртки, а тебя самого уже не будет… Вернее, наверное, будешь, “не быть” - это какое-то совершенно непостижимое сочетание, другое измерение, о существование которого много читал и слышал, но никогда не осязал, не ощущал, не чувствовал… А вообще, есть ли оно, то самое “без меня”? О чем ты думал тогда, когда записки уже были написаны? Шум воды, гора окурков и “Двенадцать стульев” напоследок… Бритвой по венам и веревку на водопроводную трубу, чтобы уж наверняка… Или ты боялся передумать? В самый последний момент, когда вода в ванной равномерно окрасилась бы в цвет твоих любимых роз? Уже столько лет прошло, а я не могу заставить себя перечитать эту книгу, а красные розы вызывают единственное воспоминание – ты их всегда дарил своей любимой жене. Я помню совершенно черный цветок, забытый в высоком стакане, я еще удивилась, насколько он был похож на твою жену – женская фигура в черном, сломанная болью, иссушенная невыплаканными слезами. Нелепо и глупо… Не могу смириться, не могу понять и не могу простить, понимаю, что это только твой выбор и твой шаг, но… Как объяснить твое дочке, почему ты сам не захотел увидеть, как она подрастает? Сосна, а под ней – букет живых ярко-красных роз. Вряд ли я когда-нибудь еще приду к тебе, к мужчине, которого никогда не любила, который был для меня только мужем моей близкой подруги, не больше, случайный человек в моей жизни, но чья смерть стала для меня той самой плоскостью, на которую я проецирую все свои боли и слезы. Чтобы определить их значимость, вес – достаточно ли этой беды, разочарования, обиды или неверия, чтобы перешагнуть эту границу. Нет, все нормально, в проекции оказывается какое-то незначительное пятнышко, значит, можно жить дальше.... И я бы никогда не вспоминала о тебе, и снова в этих ни в чем неповинных цветах видела бы только утонченную красоту и удивительное совершенство… Но что-то держит мою память, твоя смерть осталась во мне каким-то хроническим заболеванием. Как только становится невыносимо больно, когда жизнь делает стремительный поворот и удержаться становится физически невозможно - я снова возвращаюсь к тебе, возвращаюсь в тот жаркий августовский день, чувствую смолистый запах хвои… И вспоминаю ту бескрылую бабочку-душу, сидящую на краю ванны, в которой остался бесполезный поврежденный кокон. И понимаю, что нужно удержаться, потому что нельзя прерывать уже начатый цикл, иначе так и не поймешь, зачем была вообще дана эта жизнь и эта боль…"
